Нехорошо, но правильно. Медвежонок с этими делами справлялся точно не хуже. Особенно в части обслуживания техники. То есть кораблей.

Поскольку я уже сообщил, что мы пробудем здесь не меньше семи дней, профилактика наших морских коней была в полном разгаре. Корабли, как и кони, требуют постоянного ухода. И тщательной проверки состояния. Мелкая течь для судна скандинавской сборки — не проблема. Но игнорировать ее нельзя, потому что в шторм мелкая может превратиться в крупную. Следовательно, надо кораблик разгрузить, вытащить на берег, поменять шнуры между досками обшивки заранее. А то и сами доски заменить, если контролер сочтет это необходимым.

Уважаемая комиссия, в состав которой вошли Оспак, Свартхёвди, Витмид и Тормод Лошадиная Голова, оказавшийся вдобавок к прочим достоинствам изрядным корабельщиком, сочли, что особого внимания требует один из кнорров и мачта «Любимчика ветра».

Кнорр к моему приходу уже разгрузили и выволокли на берег, доски на замену были уже куплены, вспомогательные материалы тоже. С мачтой как раз решали. Старая была сосновой, но правильные сосны здесь не росли. Зато росли очень даже правильные дубы, и заготовок, вырубленных и высушенных по кораблестроительной технологии, было в избытке. Оспак и Тормод как раз отправились на один из складов — выбирать подходящую заготовку, пока Витмид контролировал работы по кнорру. А Медвежонок, которому заняться было нечем, устроил внеплановые строевые учения для молодняка. Так что, пока я спал, мои бойцы вовсю тренировались. Нагрузка еще та. Попробуйте побегать в доспехах по жаре. Полчаса — и поддоспешник уже выжимать можно, не говоря об исподнем. Но надо. Враг, он ведь, гад такой, напасть может в любую погоду.

— Муж!

Заря. На лошади. В полной экипировке, разве что без кольчуги.

— Мы в поле идем.

— Мы — это кто? — поинтересовался я, отпихивая кобылку, решившую поискать съестное у меня в волосах.

— Да вон.

Ага. Сотни полторы молодняка из кирьялов. И Бури с ними. Вернее, они с ним. Что ж, в таком составе пусть едет.

— Без ночевки, — уточнил я. — Бури скажи.

Короткий кивок, лошадка, поднятая на дыбы, развернулась на месте, ржанула сердито и стартовала галопом, одарив меня напоследок облаком пыли. Под завистливые взгляды варяжат, которых муштровал Медвежонок.

Я их понимал. Мчать по степи повеселей, чем перестраиваться из походной колонны в стену щитов. Причем на бегу.

С каким удовольствием я бы сейчас клинком поиграл. Но — увы. Надо Аскольда навестить. Сообщить, что я принял его предложение и готов «поставить дружину на довольствие» сроком на семь дней.

А там как получится.

Главное, чтобы никто из моих в Киеве не начудил. С брата я даже клятву взял: местных не провоцировать. И остальных строго предупредил. Самим не провоцировать и на провокации не поддаваться. Хочется верить, что за неделю в суд на нас никто не подаст. Недругов у нас хватает. Тот же Дир, к примеру…

В общем, понятно все.

Кроме женской души, само собой.

Я усмехнулся, вспомнив прошлую ночь.

Удивила меня Заренка. Хотелось бы мне знать, что там творится, в ее светлой прекрасной головке?

Хотелось бы… Но могу и обойтись. Она меня любит. Это я знаю. И этого довольно.

Глава двадцать пятая. Право на убийство и сакральная суть княжеской дани

—…Не принимает, — сказала Заря, глядя на кумира снизу вверх. — Я с отцом говорила и с другими. Говорят, Молниерукий не для меня. Иди, говорят, к Волоху. Он тебя однажды уже очистил и после поможет. После каждой битвы на капище ходи, говорят. Неправильно же так, Бури? Я хорошо сражаюсь, убиваю не хуже прочих. Почему мой брат убивает и ему можно, а мне потом очищаться?

— Я ваших богов не знаю, и дела мне до них нет, — сказал Бури. — Со жрецом поговори. К главному сходи, серебра ему дай. За серебро с любым жрецом договориться можно.

Он стоял на круче и, по обыкновению щурясь, глядел на тягучие струи днепровской воды. Спиной к Перуну стоял.

— Я говорила же, что говорила. — Заря вздохнула. — У Перуна жрецы — воины. Главный воин, вождь, и есть главный жрец. Мой отец — такой. Не хочет.

— Да уж, не повезло тебе, — усмехнулся Бури. — Такого, как Трувор, за серебро не купишь. Тут золото потребуется.

— До наших богов тебе дела нет, — жалобно проговорила Заря. — А до меня? До меня есть?

— До тебя — есть, — Бури повернулся к ней. — Но поговорить с ним, — он кивнул на идола, — я не могу. Но могу сделать так, чтобы он поговорил с тобой…

— Зря ты считаешь меня врагом…

Когда бывший смоленский, а ныне соправитель и князь Киевский Дир пригласил меня на приватную беседу, я отказываться не стал. Пришел даже без эскорта, только с парой дренгов. Не будет Дир сводить со мной счеты здесь, в детинце. Брату его такое точно не понравится.

Дир и не стал. Накрыл стол в личной светлице. Пригласил на беседу. С глазу на глаз, если не считать пары селудских дренгов с моей стороны и пары отроков — с его.

— Нет у меня к тебе вражды, ярл.

Зато у меня есть. Ты, скотина, отправил дружинников украсть мою жену. И украл. Я такое не забываю и не прощаю. И, вполне возможно, еще спрошу. Но не сейчас.

— Мы с тобой оба пострадали от коварства Рюрика.

Логично. Но в твоем случае «пострадали» — это мягко. У тебя, недруг мой, целый город отжали.

Естественно, говорить об этом я не стал. Но задал смежный вопрос:

— Много ли с тобой людей ушло, князь?

— Меньше, чем хотелось, — уклончиво ответил Дир. Но сообразил, что со мной темнить смысла нет, и ответил, наверное, честно: — Три сотни гриди. Брат помог.

Ну да. Три сотни бойцов — это минимум еще тысяча нонкомбатантов. А из этих трех сотен большая часть наверняка молодняк. Потому что опытные дружинники решили хозяйства свои не бросать.

Получается, был князь-конунг, да весь вышел. Мой хирд, пожалуй, посильнее будет.

— Против Рюрика с такой дружиной много не навоюешь, — заметил я. И уточнил: — Получается, Смоленск теперь Скульд держит?

— Смоленск — Скульд. А земли окрест — Бирнир-ярл.

— Бирнир? Берсерк? — уточнил я на всякий случай. Еще недавно Бесстрашный ярлом не был.

— Он, — подтвердил Дир. — Скульд его не трогает. Боится.

И вздохнул.

«А ведь он молодой совсем, князь Дир», — внезапно сообразил я. Лет двадцать пять, не больше. Мне почему-то казалось, он старше. Обманулся осанистым не по годам видом.

И что это меняет? Не знаю. Может, и меняет. Может, помочь с похищением Зари его попросту уговорили? А он и не возражал. Небось в те времена он обо мне и не слыхал.

— Бирнира бояться не надо, — сказал я, прожевав и запив красным. — Но опасаться стоит. Хотя мой брат, пожалуй, опасней.

— А ты опасней своего брата? — Дир изогнул бровь.

Я засмеялся.

— Конечно. Я ведь старший.

Так сказал, чтобы не понять было: шутка или всерьез.

— Хочу с тобой дружить, — сообщил Дир.

— Против Рюрика?

— Просто дружить, — он протянул открытую ладонь. — Примешь?

Нет, он не викинг. Его ладонь — не гладильная доска гребца, а вполне нормальная. Мозоли только от оружия.

— Отчего ж не принять! — я хлопнул по его руке своей. — Только учти: здесь я вольный ярл, а у людей Севера — человек Ивара Рагнарсона. Если вдруг так выйдет, что по разные стороны щитов окажемся, не обессудь.

— Слыхал я о Рагнаре. И о сыновьях его тоже слыхал. Но никогда — от того, кто с ними в одном строю стоял. Люди Скульда много о них рассказывали.

— Вот кто настоящие храбрецы, — усмехнулся я.

— Почему же?

— Потому что и Скульд, и люди его еще недавно были людьми Сигурда Рагнарсона. Если он узнает, что они нарушили клятву, он очень рассердится.

— И придет сюда? — с надеждой спросил Дир.

А вот этого нам точно не надо.

— Если Рагнарсон придет сюда, Скульд умрет очень неприятной смертью. Но поверь: если тебя сведет судьба с Сигурдом Змееглазым, ты будешь скорбеть о временах, когда в Смоленске сидел Скульд. Но скорбеть ты будешь недолго.